Саня, Кот и Лева, последний, хромая, поднимают брошенные солдатами булыжники и швыряют их в солдат. Эди-бэби следует их примеру. Толку мало. Как в замедленном фильме, Эди-бэби видит опасно увеличивающиеся смуглые разъяренные рожи.
Как бы для того, чтобы дать Эди-бэби возможность рассмотреть происходящее получше, внезапно подкатывает дотоле не слышный трамвай и вынужденно останавливается, жутко сигналя всеми своими трамвайными курантами, проехать он не может — часть солдат бежит по трамвайной линии, к тому же несколько больших камней лежат прямо на рельсах.
Солдаты уже меньше чем в десяти метрах от укрывшихся среди голых стволов деревьев кучки ребят и милиционера. Дрожащие пальцы Степана прыгают у кобуры.
— Стреляй, мудак, они нас всех замочат, стреляй! — кричит Саня.
Кот одним рывком хватает Степана за руку, хочет отнять револьвер.
Степан отвоевывает свою руку и держит револьвер, вытянув его далеко перед собой. Револьвер трясется в его руке. Степану страшно.
— Стреляй! — кричит Саня.
— Стреляй, пизда! — страшно орет Лева.
— Стреляй по ногам! — кричит Кот.
— Стреляй! — кричит Эди-бэби.
Под малиновый, непрекращающийся звон курантов трамвая старшина милиции наконец несколько раз подряд нажимает курок. Четыре раза «Баф! Баф! Баф! Баф!» грохает в ночном воздухе, и невидные пули все четыре раза выбивают искры из булыжной мостовой прямо у ног и между ног внезапно остановленной орды.
Ребята, сгрудившись за Степаном, видят, как солдаты бегут обратно в темноту, за прикрытие баррикады. За остановившимся трамваем, сыпля искрами, останавливается еще один трамвай и тоже заливается звоном. Двери закрыты, пассажиры прижались к стеклам. Степан стреляет еще несколько раз и меняет обойму. Солдаты укрылись за баррикадой, но не все. Одна крупная фигура останавливается, как бы передумав, издает отчаянный рев «а-а-а-а-а!» и устремляется на Степана и ребят.
— Главарь! — хрипло говорит Степан. — Сержант! — И пятится.
— Он-то нам и нужен, — говорит Саня. — Отвлеки его, Степан, раздразни, а мы с Котом зайдем на него со стороны, вдоль забора, а потом сзади. Хуй он что заметит, он невменяемый.
Кот и Саня опускаются на четвереньки и, припадая к земле, бегут к забору.
Сержант теперь не бежит, а тяжело идет на все еще пятящегося Степана, Леву и оставшегося с ними Эди-бэби.
— Стреляй, сука! — кричит сержант. — Стреляй, блядь гнилая! Стреляй в русского солдата, сволочь милицейская!
— Сдавайся, мудак, хуже будет! — кричит сержанту Лева. Все трое, включая Эди-бэби, отступают перед надвигающейся на них тушей сержанта, ожидая момента, когда Саня и Кот зайдут ему в тыл.
Внезапно водитель трамвая включает дальние фары, и вся сцена заливается желтым светом. Сержант перестает быть темной массивной фигурой, его наконец можно рассмотреть. Сержант стоит, распахнув обеими руками мундир на груди, видны даже, несмотря на ноябрьскую температуру, капли пота на его лбу. В отличие от наголо обритых солдат, его русые волосы острижены под полубокс. Он все ближе и ближе. Степан опасливо подрагивает своим «ТТ», вытянув его по-прежнему далеко перед собой.
— Ты же мудак! Ты же не можешь! — орет Лева в сержанта. «Что не можешь, кого не можешь?» — не понимает Эди-бэби. Внезапно, глядя на Степана, почти согнувшегося вдвое с его ТТ впереди, Эди-бэби осознает, что Степан не очень-то и умеет стрелять. «Интересно, был ли Степан на фронте?» — почему-то задумывается Эди.
— Стреляй, сука, мне в грудь! Стреляй в русского солдата! — продолжает бессмысленно-животно орать сержант. Вдруг он наклоняется и хватает оказавшийся у него под ногами булыжник и поднимает его над головой.
— Убью-ю-ю! — кричит он диким голосом и устремляется вперед, впрочем, чтобы тут же упасть вместе с камнем под тяжестью бросившихся на него сзади Кота и Сани.
Молчаливо на сей раз вырвавшиеся из-за своего укрепления солдаты, оказавшиеся ближе, чем кто-либо ожидал, бросаются было на выручку своему вождю и предводителю, но Степан стреляет опять, уже более хладнокровно, им под ноги и в ноги, вновь высекая красивые желтые искры из мостовой.
Почти в этот же момент место действия еще более оживляется подлетевшими внезапно тремя милицейскими автомобилями и выскакивающими оттуда милиционерами, которые устремляются, предводительствуемые Степаном, вылавливать солдат. Оба трамвайных водителя одновременно открывают двери, и празднично одетые подвыпившие мужчины выпрыгивают наружу, пытаясь понять, в чем дело.
Эди-бэби слышит свое имя. «Эд!» — Саня зовет его. И зовет уже, очевидно, некоторое время, потому что голос злой.
— Эд, еб твою мать, где ты! Беги сюда.
Эди-бэби бежит на голос.
Саня и Кот держат на земле поверженного русского богатыря. Богатырь хрипит и пытается двигаться. Несмотря на Санины сто килограммов и тренированные мышцы Кота, видно, что не так им легко держать сержанта в неподвижности.
— Эд, где тебя хуй носит? — говорит Саня уже более миролюбиво. — Сними с этого жеребца брючный ремень!
Эди-бэби опасливо отворачивает вверх мундир сержанта и расстегивает его брючный ремень.
— Не трожь, гнида, удавлю! — хрипит сержант окровавленным ртом.
— Молчи, жеребец! — обращается Саня к сержанту даже ласково и бьет его кулаком по лицу, как молотом, сверху. Удар у Сани пудовый, ладонь твердая. Саня постоянно набивает свою ладонь, ее ребром он спокойно переламывает хорошую доску. Сержант замолкает.
Вдвоем с Котом они переворачивают сержанта на живот и стягивают его руки крепко-накрепко брючным ремнем.